Группа ГДЕ?: «Песня начинается с текста»

Когда я отправил знакомому львовскому музыканту копию нового «Зимнего альбома» группы «ГДЕ?», состоящей из коренных жителей Горловки, он был приятно удивлён услышанным. «Нужно показать эту пластинку товарищам. Она в корне разрушает миф о том, что Донбасс, мягко говоря, неинтеллигентен! Тонкая музыка, образная поэзия!..»

«ГДЕ?» — типичные представители «обратной стороны Донбасса», на которой вместо пресловутых «ватников» обитают многочисленные студенты и преподаватели вузов, писатели, скульпторы, художники и, наконец, музыканты. Коллектив, по сути, состоит из музицирующих интеллигентов: профессионального филолога Руслана Гончарова и православного священнослужителя Юрия Шевченко. Первый отвечает за тексты, второй — за их музыкальное оформление.

Как возникла группа «ГДЕ?» и откуда, собственно, появилось такое загадочное название?

Руслан Гончаров: Группа зародилась в среде горловской неформальской тусовки в 1999 году, и с этого времени мы достаточно долго являлись таким себе «закрытым проектом». Мы что-то творили, фактически не стараясь привлечь к себе внимание. До недавнего времени о нас почти ничего не было слышно.

Костяк группы в течение всего времени её существования составляли я и Юра Шевченко, с которым мы познакомились в 1998 году. Через наши репетиции прошло еще человек двадцать, но сотрудничество удалось с единицами. Например, с Олегом Пилипченко, нашим первым ударником, связана история возникновения названия группы.

Однажды после репетиции нашего, на тот момент безымянного, коллектива, мы (я, Юрка и Олег) вышли прогуляться. Речь опять зашла о названии. Мы начали обсуждать разные варианты. В конце концов мы обнаружили себя у входа в книжный магазин. Идея возникла сама собой: мы должны войти внутрь, найти книгу, в название которой входили бы буквы Р, Ю, О (начальные буквы наших имен), отыскать третье слово слева в третьей строке сверху на третьей странице текста. Это слово и должно было стать нашим названием.

Книга, которая в результате нашлась на полках магазина, была «Приключения барона Мюнхгаузена», а в нужном месте на нужной странице и оказалось слово «где». Мы лишь добавили вопросительный знак, а также приняли решение писать название заглавными буквами для большей выразительности.

Можно также вспомнить Алину Алтанец, нашу клавишницу из Днепропетровска, принявшую в 2002 году участие в записи альбома «ИллюЗстратор». В 2006 году началось наше сотрудничество с горловчанином Антоном Бессоновым, который тогда сделал две фонограммы для нашего альбома «Коляска-долботряска». Но в полной мере он влился в наш состав лишь в 2014 году, в ходе работы над «Зимним альбомом», который вышел в ноябре прошлого года. Здесь Антон выступил в роли гитариста, звукооператора и со-продюсера записи.

Совсем недавно у вас вышла новая пластинка с названием «Зимний альбом». Группа, которая записывает альбомы с перерывами в несколько лет, не может не ожидать дивидендов от каждой своей новой работы...

Р. Г.: Ну, может быть, этой долгой зимой от нашего альбома кому-нибудь станет немного теплее и светлее. Это, наверное, были бы главные дивиденды. Хочется, чтобы наш альбом был услышан и понят, чтобы у нас появился свой слушатель, который бы ждал следующих работ. Мы почувствовали, что пора выходить из тени.

На сегодняшний день «ГДЕ?» — проект студийный. Есть ли у группы концертный опыт?

Р. Г.: В 1999 — 2001 годах мы изредка выступали вживую в формате дуэта (Юра — гитара, вокал; я — блок-флейта и иногда тоже вокал). В основном это были концерты горловского клуба авторской песни «Нейтральная полоса». Летом 2001 года было выступление в Днепропетровске на фестивале «АкуРок», где нас приняли очень тепло. Запомнился еще квартирник у днепропетровских анархистов осенью 2001 года. Там нас не очень поняли, потому что ожидали песен на социально-политическую тематику, а у группы с этим тогда не складывалось.

Почему вы так и не начали активную концертную жизнь?

Р. Г.: Причина банальна: материальные трудности. Активная работа группы на публику обеспечивается ощутимыми финансовыми вливаниями, которые далеко не сразу и вообще не всегда окупаются. Кроме того, необходимо достаточно свободного времени. В какой-то момент пришлось больше думать о выживании.

И я, и Юра вышли из малообеспеченных семей. Юра даже не смог получить профессионального образования: сразу после школы пришлось идти работать. Я учился в аспирантуре, занимался преподавательской деятельностью. Также мы изначально понимали: если мы хотим заработать на нашей музыке в скором времени, нам нужно заниматься совсем другой музыкой.

Кроме того, работая в студии, нам было намного проще достичь тех параметров звучания, в которых мы мыслили и чувствовали свою музыку. Сделать это вживую, когда у тебя в руках лишь дешёвая гитара и блок-флейта, намного сложнее. Но и такой опыт записи у нас тоже был в 2000 году на домашней студии горловского музыканта, лидера группы «Зеркальный звездочёт» Сергея Нападайло. Что из этого получилось, можно услышать на альбоме «Медведица».

Считаете ли вы возможным выход на живую сцену с материалом «Зимнего альбома»?

Р. Г.: Я предпринимаю некоторые шаги в этом направлении.

Аранжировки на альбоме звучат очень аккуратно. Создаётся впечатление, что над музыкой работал сочинитель с профильным образованием...

Р. Г.: Теоретического опыта написания музыки у меня нет. Сочиняя мелодии к своим текстам, продумывая общее композиционное оформление песни, опираюсь на внутренний слух и интуицию. Но сочинением музыки и аранжировками в основном занимается Юра.

Юрий Шевченко: Увы, профильного образования не имею. Основы нотной грамоты помнил со школьных лет, все остальное по мере сил и возможностей осваивал самостоятельно, с тех пор, как обзавелся гитарой. Небольшой опыт работы с преподавателями был в Днепропетровске, но по существу он мало на что повлиял, особенно в области композиции и аранжировки.

Грамотный слушатель заметит, что, несмотря на аккуратность, мои работы довольно скромные, простые — это как раз из-за слабой теоретической базы. Мои знания поверхностны, и многие решения в процессе работы я принимаю, руководствуясь, как и Руслан, слухом и интуицией. Но я не перестаю заниматься самообразованием и в дальнейшем, надеюсь, мои работы будут становиться все более оригинальными и грамотными.

На что вы опираетесь в процессе сочинения музыки?

Ю. Ш.: В процессе сочинения музыки опираюсь, прежде всего, на тему. Бывают случаи, когда что-то вполне серьезное развивается почти случайно, в ходе простого поиска симпатичной мелодии. Но обычно в основе произведений лежит некая художественная мысль, а выразительные средства придают этой мысли зримую форму.

В роли темы преимущественно выступает текст песни, и все, что в него заложено автором, или, по крайней мере, то, что я сам для себя извлекаю из текста. В инструментальных композициях это, конечно, эмоции, настроения. Было время, когда я эксплуатировал выразительные средства как таковые сами по себе — скажем, сочинял композицию ни о чем, лишь бы у нее был особенный размер такта, характер звукоизвлечения на музыкальном инструменте и т. п. Но вскоре ушел от подобной практики. Считаю ее уместной только на этапе изучения сущности выразительных средств.

Есть ли желание попробовать свои силы в роли аранжировщиков композиций для других музыкальных проектов? Или в качестве сочинителей саундтреков к фильмам/роликам?

Р. Г.: Я давно мечтаю о работе с каким-нибудь экспериментальным театром или студией альтернативного кино. Для нас было бы даже предпочтительнее участие с нашими песнями в каком-то театральном действе, чем просто концерты. Если мы будем организовывать собственные концерты, без элементов театрализации, наверное, не обойдемся. 

Ю. Ш.: Насчет работы с другими музыкальными проектами — дело хорошее, но лично мне, пожалуй, еще рано об этом думать.

В «Зимнем альбоме» много партий, которые имитируют оркестровые инструменты. Есть ли идея в будущем привлечь к работе над записью живых инструменталистов? Нехватку кого из музыкантов вы ощущаете в первую очередь?

Р. Г.: Если найдутся музыканты, которых вдохновляет наша музыка, и которые готовы нам помочь — милости просим.

Ю. Ш.: Я всегда в первую очередь за живую игру. Работа с секвенсором — вынужденная мера. Кого больше всего не хватает, трудно сказать — все музыканты хороши и полезны, каждому будем рады. Были бы условия для совместной работы.

Ваши тексты сложны, насыщены образами и метафорами. Создаётся впечатление, что в большинстве случаев именно с них начинался процесс написания песен...

Р. Г.: Если говорить обо мне, у меня всегда песня начинается именно с текста. Оформление мелодии, гармонии начинается после того, как текст полностью готов. Хотя, конечно, какие-то мелодические ходы начинают звучать в голове уже в процессе написания текста. Все десять авторских песен из «Зимнего альбома» написаны именно в таком порядке. Согласен с высказыванием одного из рецензентов, который назвал наши песни спетой поэзией.

Какие из текстов «Зимнего альбома» были написаны на уже готовые мелодии?

Ю. Ш.: Бывало так, что отдельно сочиненная мелодия и отдельно сочиненный текст собирались в единую композицию. “De Profundis” — как раз один из таких случаев.

Ваша песня “De Profundis” кочует от пластинки к пластинке с теми либо иными вариациями. На «Зимнем альбоме» песен с таким названием аж две!

Р. Г.: Да у нас не так много пластинок, чтобы можно было сказать, что она кочует от одной к другой :). В этом нет какого-то скрытого смысла. Песня появилась на дебютном альбоме «Медведица» в 2000 году, но, оглядываясь назад, эту работу сложно назвать полноценной. Песня осталась как бы незаконченной, мы не смогли тогда вложить в её звучание все, что звучало в голове. Она заставила нас вновь обратить на себя внимание, довести задуманное до конца. По моему ощущению, это получилось, возвращаться к данной песне не планируем.

Песня “De Profundis II” — это совсем другая история. Внешне она звучит как некая пародия на “De Profundis”, она насквозь самоиронична. Но в ней зашифрован и более серьезный смысл. И те имена, личности, которые присутствуют в тексте, для нас не случайны: все они в свое время по-разному оставили свой след в истории «ГДЕ?» и в горловском культурном пространстве рядом с нами. 

В «Зимнем альбоме», кстати, есть еще две старые наши песни в новом звучании: «Новый год» и «Памятник». С ними произошло то же самое, что и с “De Profundis”. Впервые они были записаны для альбома «ИллюЗстратор» в 2002 году, но та запись оказалась совсем неудачной, поэтому пришлось к ним вернуться. Подобную практику планируем продолжать. Старые, не доведённые до ума песни покоя не дают, что тут поделаешь…

В альбоме два кавера. Расскажите о каждом из них.

Р. Г.: Песни принадлежат двум известным рок-бардам: «Воля, что неволя» — Вене Дркину (Александр Литвинов), «Евразия» — Александру Непомнящему. Оба они уже умерли. Каждая из выбранных песен, по нашему ощущению, хорошо вписывалась в общую атмосферу альбома и дополняла её собственным очарованием.

Кроме того, нам просто хотелось напомнить об этих авторах нашей аудитории, почтить их память. Взятые нами песни малоизвестны, они никогда не были в репертуаре как Вени, так и Непомнящего в числе наиболее востребованных публикой. Обе они исполнялись авторами исключительно под гитару. Мы сделали собственные аранжировки, попытались подчеркнуть художественные достоинства оригиналов.

Работа над какой из песен альбома шла у вас с наибольшим трудом?

Странная судьба у композиции «Память». Я написал её текст на одном дыхании от начала и до конца. Но вот с мелодией не заладилось. Юра сочинял её долго и кропотливо, экспериментируя с темпом, метром, ритмом, интонациями. Окончательный результат показался мне совершенно неудовлетворительным. В моей голове этот текст звучал совсем по-другому. Предложенные Юрой гармонию и мелодию я переработал по-своему. Также тяжело и долго шло сведение, формирование общей концепции звучания в этой песне.

В «Инженере» всё было наоборот: с трудом писался именно текст. Когда-то я написал несколько первых строф, а дальше дело не пошло. Текст был отложен в долгий ящик на несколько лет, и только зимой 2013 года неожиданно быстро была дописана вся основная часть, сочинена музыка.

У вас обоих есть опыт пения во время Богослужений в Православной Церкви. Помогал ли он в записи альбома? Или это совсем разные вещи: петь в Церкви и петь свои песни перед микрофоном в студии?

Р. Г.: Ну, это не ко мне. Был период в моей жизни, когда я примерно с год работал пономарём. Но петь мне там в общем-то не приходилось, читать разве что. Исполнение трёх песен в альбоме было первым моим серьёзным опытом в этом плане. Помогала мне в постановке вокала в этих композициях енакиевская и горловская музыкант Дина Галузо, автор музыкального проекта «Sun in Virgo».

Ю. Ш.: В целом — да. Если я активно где-то и учился петь, так это в Церкви. Но, к сожалению, в силу разных причин, не было такого периода, чтобы я долгое время целенаправленно занимался с преподавателем. Поэтому мой вокал, как и познания в музыкальной теории, находится пока что на весьма любительском уровне. Что касается церковного пения вообще, то по существу ничего необычного в нем нет. Если человек поет в церковном хоре, то и перед микрофоном в студии у него все получится.

Вы довольно давно сочиняете музыку с помощью компьютера, но при этом весьма сдержанно пользуетесь средствами выразительности электронной композиции: семплированием, саунд-дизайном и т. п. Почему? Планируете ли вы в дальнейшем более активно прибегать к подобным методам написания музыки?

Р. Г.: Планируем.

Ю. Ш.: Опять же, все упирается в знания и опыт. Институтов я не кончал, все виды работы со звуком осваиваю самостоятельно, в меру сил и времени. «Зимний альбом» — первая работа, выполненная на более-менее удовлетворительном уровне, когда я хоть что-то начал понимать в секвенсорной кухне. А все предыдущие мои работы (в частности, альбом «Коляска-долботряска» и сингл «De Profundis») — это просто попытка во всем этом разобраться (конечно, я имею ввиду техническую реализацию альбома, не художественную). Отсюда, кстати, и происходит желание какие-то композиции серьезно переделать и переиздать — жалко терять хороший материал, который по неграмотности не получилось должным образом представить слушателю.

По мере освоения мной новых выразительных средств, я не откажусь ими воспользоваться там, где это поможет решить художественные задачи.

В творческом багаже группы есть видеоарт от питерского видеодизайнера. Расскажите, пожалуйста, историю его появления.

Р. Г.: Да, речь идет о нашей песне «Ночные верблюды», которая впервые была записана для альбома «Медведица» в 2000 году. Где-то году в 2011 мы сделали новую версию этой песни уже в более близком к идеальному звучании и выпустили Интернет-сингл «Ночные». Кроме этой песни, в него вошла также композиция «Пушкинская, 29» из альбома «ИллюЗстратор», которую мы переработали по-новому.

Через некоторое время нам на электронную почту написал человек, который назвался Владимиром. Он сообщил, что сделал видеоарт на одну из наших песен и дал ссылку на свою страницу в YouTube. Он из Санкт-Петербурга, это единственное, что он еще сообщил о себе. На тот момент он выкладывал свои работы — а их накопилось уже довольно много — под псевдонимом StVladimir100. В последнее время работал под псевдонимом Владимир Старк. Этот клип до сих пор можно посмотреть у него на странице.

Если у кого-нибудь ещё возникнет желание что-нибудь снять, смонтировать, нарисовать по мотивам наших песен — будем только рады и обязательно опубликуем.

Насколько мне известно, копию «Зимнего альбома» вы отправили Борису Гребенщикову? БГ уже как-то отреагировал?

Р. Г.: Мы просто отправили ему альбом, не задавая никаких вопросов. Какой-то определённой реакции мы не ожидали. Это была скорее некая дань уважения, чем попытка достичь таким образом чего-то. Когда-то в юности его поэзия и музыка «Аквариума» оказали заметное воздействие на мое личностное развитие.

Ожидаем от Гребенщикова, наверное, просто понимания, как и от любого слушателя. И мне кажется, что он более чем кто-либо из современных авторов способен понять то, что мы делали в этом альбоме, как в плане текстов, так и в плане музыки.

Текст интервью: Николай Лещенко